Если Васю сейчас не пустят домой, думал я, придётся укладывать её у себя, а самому топать к предкам.
«Воротился, не запылился», — обрадуется мама.
«Пора и честь знать», — поддакнет отец.
И только братец мой сердечный брякнет ни к селу, ни к городу:
«От сумы да тюрьмы не зарекайся».
— А ты постучи кулачком, давай я, — я кинулся колотить в дверь.
Мой назойливый грохот разбудил зверя. Пьяный лось ревел, разбрасывая вещи на пути, ломился через бурьян к кормушке с глазком.
— А это ты, блядь бездетная! — зловеще хрипел Никифоров, притираясь с той стороны. — Сперму достала?
Я смахнул ошарашенный косой взгляд на Васю.
— Он хочет, чтобы я принесла ему доказательства измены, — зашептала она, таращась на меня невменяемым запизженным взглядом, безумным в основании.
— Андрей Михайлович, — произнёс я как можно жёстче, словно пристав, пришедший описывать имущество. — Я не буду спать с вашей женой, — здесь я понизил голос, чтобы соседи снизу или сверху не сдохли от коликов, случайно подслушав наш треугольный диалог.
— Да мне похуй, — отозвался майор. — Пускай идёт на улицу и там ищет, пизда небритая.
И тут Вася вдруг залилась соловьём:
— Андрюша, прости меня пожалуйста, — защебетала она. — Я больше никогда не буду тебе изменять.
Такого поворота событий я никак не ожидал от неё.
— Что ты делаешь! — шепнул я как можно строже.
— Пускай он лучше успокоится, — шепнула Вася в ответ.
— Иди ты нахуй! — орал майор. — Нахуй! Идите все нахуй, пидоры гнойные. А ты, мразь, без спермы не возвращайся.
Он стукнул кулаком в дверь с обратной стороны так, что песок из каркаса посыпался.
Мы отпрянули, Вася в ужасе сжалась.
— Я буду отстреливать вас по одному, гондоны ябучие, — шипел Никифоров в замочную скважину. Его голос, такой отчётливый и зловещий заставил меня срать кирпичами, как давеча.
«С дебилом лучше не связываться», — решил я про себя.
— Идём, — шепнул я Васе.
Мы вернулись ко мне в комнату.
— Он что, пьян? — спросил я, немного успокоившись.
— Да, есть немножечко, — Вася растерянно заламывала руки, перекатываясь из угла в угол. — Обычно он не кричит на чужих. А тут набросился на тебя, как ненормальный, — она остановилась и уставилась на меня вопросительно.
— Рано или поздно это должно было случиться. Не со мной так с другим, — вяло отозвался я.
— Андрюша говорит, он очень тонко чувствует измену.
— Это ещё что значит?
— Ну, что он сразу видит, кому я нравлюсь, а кому — нет.
— И что здесь такого? Ты любому понравишься, — я скривился в вороватой улыбке.
— Не знаю, — Вася развела руками. — Он что-то чувствует! — суеверный трепет заставил её глаза раскрыться шире. Она смотрела на меня с нескрываемым любопытством, дура безбожная.
Я усмехнулся, отводя глаза в сторону.
— Ладно, — призвал я здравый смысл к ответу. — Короче, расстилайся пока здесь, а я пойду спать к родителям.
— Если хочешь можем спать вместе, — невинно захлопала ресницами Вася. — Я не буду к тебе приставать, — она вдруг рассмеялась, задорно и ласково, будто речь шла о бомжатнике для пьянчуг, а не о моей тёплой постельке.
Я активно перемалывал странное предложение. «Приставать она, значит, не будет, — циклился я на словах. — А я? Я буду? Или нет? Или мне пофиг? Или не положено? Или положено? Или положено, но не покладено?»
— Ну хорошо, — неуверенно произнёс я. — Тогда давай спать вместе.
Я, видимо, слишком глупо хмурился, раскатывая в голове возможные варианты ночёвки. На полу было нереально холодно. Тащиться к родителям в полпервого ночи — неэстетично.
Бедные предки перемолотили бы весь словарь Даля в поисках подходящих эпитетов для ночного Исхода в Землю обетованную, но всё равно бы не нашли нужных слов.
Вася подхихикивала в кулак, сжимая манжету чрезмерно большой для неё рубахи.
— Ты боишься меня, — пискнула она.
— Да нет, с чего ты взяла? — я скалился, оставаясь на нейтральной территории, сохраняя лицо якобы незаинтересованное.
— Ты, когда волнуешься, дрожишь в коленках, — сообщила она.
— Неужели? — я только сейчас заметил, что коленные чашечки мои под штанами мелко подрагивают. — Это у меня такая вредная привычка, — соврал я.
Мы принялись расстилать постель, двуспальную кроватку с одним одеялом и одной, кстати, подушкой.
— Ты тогда ложись к стенке, а я схожу зубы почищу. Щётки запасной у меня нет, так что извини.
— А я пальчиком, — опять пискнула Вася.
И она поскакала за мной в ванную. Мы по очереди выдавили пасту — я на щётку, она на пальчик — и принялись месить пену во рту, подсматривая друг за другом в зеркало, зубоскалясь, обмениваясь стрёмными улыбочками. Необычность ситуации уже не напрягала меня сложностью решений.
«Подумаешь, спать вместе я с ней буду, — думал я, апатично складывая веки в трубочки. — Да я уже больше недели слышу, как она стонет, занимаясь сексом. Ну и орёт, конечно, получая по заднице».
Я зевнул, глаза слипались. В памяти вновь всплыло безумное требование Никифорова не возвращаться без спермы.
«Как это? — думал я. — Как она собирается предоставить мужу доказательства измены? И почему, собственно, сперма другого мужчины, принесённая в зубах благоверной, должна свидетельствовать об измене? Или не в зубах?»
Мы вернулись в комнату, и я сразу выключил свет, чтобы не смущать Васю. Я надеялся, что она не станет снимать с себя одежду, ведь это было бы выше моих сил, спать с голой Василисой Николаевной и не думать о ней, не приставать к ней, в общем-то не испытывать к ней ровным счётом никаких опасных чувств.
Но я ошибся, уже через минуту после того, как я нырнул под одеяло в одних труселях Василиса Николаевна прижалась ко мне всем своим голым девичьим телом.
— Так холодно! — била она зубами чечётку. — Можно я немного погреюсь об тебя.
— Да пожалуйста, — я лежал на спине, боясь поворачиваться к ней задом. Её стройное голое тело обвило меня сбоку, ножки раздвинулись, и Васин волосатый лобок щетинкой притёрся о моё бедро.
— Ты всё-таки решила раздеться, — констатировал я, глубоко вздыхая.
— Не люблю в одежде спать.
— Ты играешь со мной? — спросил я сквозь сон.
— Немного.
— Зачем?
— Ты мне нравишься.
— Ты мне тоже, — я уже почти спал.
— Дашь мне свою сперму, а то Андрей меня завтра убьёт, — пальчиком Вася царапала мне грудь. Её густая шевелюра тёплой листвой рассыпались по подушке, щекотала нос и губы. Её не менее густая мошна на лобке липла к бедру.
— Я не даю сперму всяким Андреям, — вяло отозвался я.
— А мне, мне дашь? — восторженно шептала Вася в самое ухо.
Я сделал глубокий вдох.
— Нет, — буркнул я, поворачиваясь к Васе задом. — Спи давай.
7
Поведение Василисы вызывало сомнения касательно вменяемости пациентки.
«Она такая же чокнутая, как и Никифоров», — приходил я к выводу.
«Два сапога пара», — скажет мама.
«Муж и жена — одна Сатана», — поддакнет отец.
И только старший братец мой, прожжённый бесценным жизненным опытом, вякнет:
«Баба с возу — кобыле легче».
Впрочем, оставался ещё один немаловажный аспект разыгрываемой за стеной трагедии. Всё это, если рассматривать с самого начала, напоминало дрянную постановку с пьяным сценаристом и бездарными актёрами. Слащавые крики Васи за стеной вполне могли вызвать искренние эмоции в душе непосвящённой, неискушённой театральным искусством, но мой бесценный сценический опыт беспрестанно подсказывал мне, что за дешёвой игрой четы Никифоровых стоит безумный план, нацеленный на извлечение выгоды.
«Вот только какой, — ломал я голову. Неужели им заняться больше нечем?»
Я приходил в ужас от одной только мысли, что мои соседи пытаются меня развести, как лоха. Ведь если это так, значит и все их потуги происходят от одного коварного замысла, разгадки которого я не находил.
На следующее утро Вася вновь завела старую песню, но уже на новый лад:
— Теперь Андрюша точно знает, что я ночевала у тебя.
— Зато я точно знаю, что между нами ничего не было, — хмуро отозвался я.
— Да, ничего, — озадачилась Вася.
Мы завтракали на кухне, она сидела передо мной в той же позе нога за ногу, в моей рубашке, штанах и носках. Девочка-бомжик, я тебя слепила из того, что было.
— Слушай, а может ты, — она запнулась, смущённо заглядывая мне в глаза.
— Что? — покосился я на неё, посёрбывая чаёк.
— Ну, дашь мне свою сперму, и тогда я смогу предъявить доказательства измены, и Андрюша оставит меня в покое.
— А так что, не оставит? — я ухмылялся, весь этот загон со спермой вызывал смех, да и только.
«Вот маньяки, а! Нахрена им моя сперма сдалась?» — брезгливо морщился я.
Вася облизнула губки.
— Ну понимаешь, Андрюша думает, что я не могу забеременеть, потому что у него проблема, а не у меня.
— И поэтому, вам нужна моя сперма, чтобы ты могла забеременеть! — осенило меня.
Я, наверное, просиял от счастья, как Пизанская башня: дав крен в сторону и вниз.
«Аллилуйя, — благодарил я Всевышнего. Найдена разгадка сложнейшего ребуса-многоходовки».
— Не совсем, — обрезала мои ликования Вася. — Если я докажу ему, что не могу забеременеть от другого мужчины, значит, я действительно бесплодна и он может успокоиться.
— Охренеть! А проверяться вы не пробовали?
— Я проверялась, но Андрей всё равно мне не верит. А сам он боится идти по врачам.
— Херня какая-то, — выдохнул я, морщась. — Не верю ни единому твоему слову. Может, хватит врать? — моё раздражение медленно закипало гремучей смесью презрения и тоски.
— Я не вру тебе, Дима. Пожалуйста, прости, что мы тебя впутали в это дело.
— Да вы больные на всю голову! — взорвался я. — Тебе нужна моя сперма, чтобы доказать мужу, что ты бесплодна, а не он. Это ж надо такое придумать! А он тебе не верит! Хочешь сперму, да? — я подскочил с табуретки. — На вот тебе сперму, — вытянул презерватив из рюкзака, разорвал упаковку и раскатал резинку.
В холодильнике лежали перепелиные яйца, содержимое которых как раз напоминало мужское семя. Через минуту нехитрых манипуляций завязанный в узелок презерватив с яичным белком отправился в ручки строптивой бесплодницы. Она хлопала испуганно ресницами всё это время, приоткрытый ротик нащупывал новые пути к сердцу или скорее ширинке несговорчивого соседа.
— Всё, Василиса Премудрая! Больше я вашему семейству уже ничем помочь не могу! Уж ты извини меня, дорогая, но пора и честь знать! — с этими словами я подхватил рюкзак, натянул куртку и выскочил за дверь.
Я уходил на работу с твёрдым намерением разобраться с безумными соседями раз и навсегда.
«Не отступать и не сдаваться!» — повторял я мантру, выходя из подъезда.
Кроме того, в голове моей постоянно маячил имейл хозяйки квартиры.
«Всегда можно пожаловаться на майора», — лелеял я тайную надежду в глубине души. Хоть этот последний манёвр и представлялся мне крайней мерой, весьма бесперспективной и подлой.
«Попросят с квартиры — уйду!» — бычился я в переполненном вагоне метро, намыливая ситуацию на новые ворота.
8
Вечером Васи в квартире не оказалось. За стеной было подозрительно тихо, и я даже засомневался, что Никифоровы у себя дома.
«Затишье перед бурей», — предположил я.
И действительно, около девяти раздался звонок, но не в дверь, а на телефон. Звонил Никифоров, помеченный как «(И)» — изверг. Я уже приготовился выслушать оригинальную домашнюю заготовку, включающую в себя извинения и угрозы с принуждением к сексу с женой, как неожиданно услышал в трубке тоненький голосочек Васи:
— Дима, извини, что я тебе звоню, просто я не знаю, к кому ещё обратиться за помощью, — она была напугана, голос дрожал.
Я на полном серьёзе приготовился выслушать новые пикантные подробности нескучной жизни Никифоровых.
— Выкладывай, Василиса, — развязно-шуточным тоном выразил я готовность подставить себя под новый удар судьбы.
— А ты не мог бы зайти к нам и дать мне водички? Андрюша прицепил меня наручником к батарее и ушёл на дежурство. А меня жажда мучает, — она слёзно заскулила в трубку.
От нового расклада хотелось ржать и плакать.
— Давай я лучше милицию вызову, — предложил я.
— Ой, только не милицию, — заволновалась Вася. — Просто я голая здесь сижу. Мне только водички попить.
Я прикрыл трубку рукой и гнусно заржал коньком-горбунком. Голая баба сидит пристёгнутая наручником к батарее, просит водички.
— А телефон Андрюша, конечно, дома забыл? — саркастично спросил я.
— Нет, я попросила его оставить мне телефон, чтобы я могла вызвать помощь, если мне вдруг станет плохо.
— Ну вот тебе и стало плохо, почему ты мне звонишь, а не в скорую?
— Так мне ж только водички попить. Я не хочу, чтобы Андрея выгнали с работы. Они ведь всё там неправильно поймут.
— А я, значит, правильно пойму?
Она тяжко вздохнула:
— Ты же знаешь, что я люблю его.
— Да уж, — я тяжело переваривал чужую глупость. Васино отношение к делу несомненно попахивало безрассудной фанатичной привязанностью.
— А может ты подождёшь, пока он не вернётся с работы? — с надеждой спросил я.
— Очень пить хочется, Андрей оставил мне горшок, чтобы я в него писала, а потом пила, если захочу. Он меня так наказывает. Он теперь может и через два дня вернутся.
— Ну вот и вызовешь тогда скорую.
— Не вызову, — тоскливо взвыла она.
— Почему?
— Телефон скоро разрядится.
— Пиздец какой-то, — выругался я впервые при даме.
Дама грустно сопела в трубку:
— Принесёшь мне водички?
— А как я дверь открою? — огрызнулся я.
— А я тебя научу. У тебя в секции есть сейф, там Андрей запасные ключи хранит. А ключ от сейфа висит на кухне в верхнем левом шкафчике над плитой.
— Как у вас всё ловко схвачено, — похвалил я Васю.
— Это Андрюша придумал, чтобы, если ключи дома забудешь, можно было у соседа взять.
— Да уж, Андрюша вообще у нас мастер на всякие выдумки.
Вася рассмеялась, шмыгая носом:
— Да, он такой, — вздохнула она с облегчением, словно я уже бежал открывать все двери, поить её водичкой.
Оставался ещё последний вариант, не самый красивый, но и не самый глупый:
— Слушай, а давай, может, всё-таки подождём? Андрюша вернётся с работы, тогда и напоит тебя водичкой. А если у тебя телефон разрядится, то я завтра утром МЧС вызову. Ты ведь до утра потерпишь?
— Не знаю. Я уже готова мочу из горшка пить, так жажда замучила, — её голос зазвучал обиженно, словно я отказывал ей в банальной услуге.
А мне между тем мне предстояло вскрыть чужую квартиру, без спросу напоить жертву изверга, та добровольно приняла мучение, веря в благородные мотивы укротителя плоти.
— Ну хорошо, — я нахмурился, как всегда в таких случаях, когда деваться было некуда. — Сейчас я зайду.
И я повесил трубку, долго сидел тупо таращась на тучи за окном. Они сгущались, не предвещая ничего хорошего. Тяжело вздыхая, поднялся и поплёлся открывать все сейфы и двери. В душе моей по-прежнему теплилась надежда, что в скорости мне удастся урегулировать отношения с Никифоровыми, по возможности договориться с ними или помириться.
«Или они съедут в деревню, или Андрюшу подстрелят на работе, или Вася получит мозги от волшебника Изумрудного города, — думал я. — Что-нибудь должно случиться, обязательно произойдёт! — переживал я их оказию как личное горе. — Не бывает так, чтобы люди мучили друг друга годами, ещё и соседей в это втягивали».
Щёлкнул дверной замок, скрипнули петли, и я на цыпочках закрался в квартиру Никифоровых, воровато оглядываясь по сторонам. Страшнее всего мне казалось быть застигнутым врасплох на месте преступления. Я вслушивался в движение лифта за спиной, ловил эхо шагов на лестнице. Где-то брякнула дверь в подъезде или мне показалось?
«Надо побыстрее напоить эту сцыкуху и свалить», — думал я, скользя по тёмной прихожей, приближаясь к двери зала, где, судя по всему, и сидела на привязи влюбчивая пленница. Я дёрнул ручку, сделал шаг внутрь и обомлел.
Вася, абсолютно голая, сидела на стуле посреди комнаты. Её ноги были неестественно задраны вверх, привязаны к груди и рукам, болтающимся по сторонам. Она была сложена в форме креветки, выставлена напоказ причинным местом, которое заросшей розовой щелью зияло на свету. Густые заросли на лобке и вокруг вагины напомнили о частых нападках Андрюши, о нашей совместной с Васей ночёвке, мохнатых притирочках. Так уж получилось, что бобровый ворс на лобке Васи стал первым ключевым местом на картине, которая медленно разворачивалась извращённой рукой на полях моей памяти.
Я перевёл глаза на Васино опухшее от слёз личико. Она устало плыла взглядом по комнате, улыбалась, словно одурманенная наркотой.
— Прости пожалуйста, — пролепетала она.
Её взгляд скользнул за мою спину. Только теперь со всей неотвратимостью я ощутил холодное дуло пистолета, упирающееся мне в затылок.
— Ну что, пиздёныш, допрыгался? — злорадно прошипел Никифоров.
— Нравится тебе Вася, а? Нравится? — продолжал он будоражить сам себя.
Голова моя пошла кругом, сердце запрыгало в груди. Я готов был рухнуть на колени и расплакаться на месте, молить о пощаде.
«Прошу вас, не лишайте меня жизни!» — стонал бы я.
Я готов был обещать всё, что угодно, лишь бы меня отпустили.
«Никифоров слетел с катушек!» — било в набат отрезвляющее убеждение в пока ещё не дырявой башке.
— Андрей Михайлович, — проблеял я. — Я зашёл, чтобы Василисе Николаевне водички дать попить. Посмотрите у себя на телефоне, пожалуйста, она мне звонила.
— Ишь ты, как запел, — ощетинился майор. — Водички он зашёл попить. Знаю я, какой ты водичкой её поить собрался.
— Между нами ничего не было, уверяю вас. Вася, ну скажи ты ему! — взмолился я.
— Андрюша, ты же обещал никого наказывать, — Вася, хоть и зарёванная, улыбалась ласковым нежным взглядом.
— А я — что? — выпучил глаза Никифоров. — Я — ничего, я только посмотреть. Мне ж интересно, как мою жену трахают. Это ж такое зрелище, невозможно пропустить. Ты не возражаешь? — он сильнее тыкнул меня дулом пистолета.
— Андрей Михайлович, мы не занимались с Васей сексом, пожалуйста отпустите меня, — я вывернул шею, взглядом начал молить о помиловании.
— Что ты всё пиздишь! — взорвался Никифоров. — Не занимался он сексом, а где она ночевала прошлой ночью, а? Она мне всё рассказала про тебя, какой ты у нас резвый в постели. А сперма в презервативе тоже скажешь не твоя?
— Это белок от перепелиного яйца, Вася, ну скажи ты ему! — я сползал с катушек, упираясь в неотвратимую стену неопровержимых доказательств.
— Димочка, лучше не сопротивляйся ему, поверь, так будет лучше, — фанатично пролепетала Вася.
Она впала в раж поклонения, слепо следовала подсказкам Великого Инквизитора Изверга Андрюши.
— Белок, значит, ах ты гнида! — майор схватил меня клешнёй за локоть и потащил к Васе. — Сейчас мы сравним этот белок с перепелиным. Может, ты у нас перепел, а?
«Перепел прилетел», — скажет мама, выслушав невероятную историю.
«Перепёлку перепел», — поддакнет отец.
И только братец мой, бестолочь, зальётся наседкой:
«Ко-ко-ко!»
— Стой смирно, если хочешь жить, — хрипел майор, тыкая дулом под лопатку. — А ты, мразь, соси. Ты ведь за этим его сюда позвала?
Я закрыл глаза, нервно сглотнул. Мышцы на животе задрожали в такт с коленными чашечками, которые отбивали чечётку весь вечер, начиная со злосчастного звонка.
«Чуяло моё сердце, что это ловушка!» — раскаивался я, поглядывая вниз.
Васины руки болтались свободно, и она принялась расстёгивать ремень на моих джинсах. Соскочила пуговка, скользнула ширинка, трусы мои слетели к ногам так же прозаично.
— Что вы делаете? — пролепетал я. — Вы понимаете, что это насилие над человеком?
— Ты вломился в мой дом, чтобы изнасиловать мою жену, и ты ещё рассказываешь мне про насилие? — Никифоров ухмылялся, придерживая меня за шею клешнёй, другой рукой он тыкал пистолет мне в рёбра.
Вася вывернула шею, потянулась губами к вялому члену, который и не собирался вставать. Хозяину колбаски, то есть мне, было не до возбуждения сексуального.
«Как бы ноги унести!» — просил я судьбу дать мне ещё один шанс проявить себя в качестве неотзывчивого соседа.
Никифоров толкнул меня кулаком в спину, и я чуть не повалился на Васю. Она полностью заглотила мой член в рот и задвигалась навстречу, прижимаясь носиком к зарослям на лобке.
— Ишь какой хуй отрастил, — комментировал Никифоров моё неминуемое возбуждение.
Мой член вытягивался, задирался на семнадцать сантиметров. Головка полностью вылезла, кожа опустилась по стволу. Свободной рукой Вася гоняла кожу по стволу, сжимая член у основания.
— Ну что, нравится тебе мою жену в рот ебать? — с хищным довольствием спросил Никифоров.
— Да, — ответил я без всяких эмоций, даже страх улетучился.
Оставалось только тупое забвение. Смерть уже не казалась абсолютным избавлением от всех несчастий.
«Хотел бы убить, сделал бы это сразу, — размышлял я. — А так хочет помучить. Придурок!»
Вася взялась шустро гонять ствол, вытягивая язык под головку, поглядывая на меня снизу озорными глазками:
«Я же говорила, что лучше не спорить, — шептал её взгляд. — Отдай мне сперму, отдай! Не терпи!»
Она вошла во вкус, маленький ротик гонял мою головку язычком, будто это чупа-чупс, ручка с маникюрчиком профессионально взялась за выдаивание.
— Вот так, Вася, — подзуживал майор молодую супругу. — Пососи этот молодой хуй. Нравится тебе?
— Угу, — мычала бесплодница.
— Вижу, что нравится. Ну что, джигит, — обратился он ко мне. — Кончать собираешься, или мне до всю ночь здесь стоять?
— Уже немного осталось, — промычал я.
— Слышала, Васюля? Уже немного осталось.
Вася запрыгала на члене, как ненормальная, задёргала рукой.
Дикая дрочка окончательно добила меня, и я разрешился струями недельного воздержания, залил весь рот фанатичной соседки долгожданной спермой.
— Вот так! — комментировал Никифоров процесс. — Сейчас посмотрим, что там за перепел к нам прилетел.
Он взял пластиковый стаканчик, стоявший всё это время на секции без дела, я только теперь догадался об его истинном предназначении. Вася выплюнула сперму в стаканчик — полный рот богатых перламутровых излияний.
— Хорош! — загорелся азартом Никифоров, подставляя стаканчик под свет люстры. Я тоже пялился на жидкость, только что покинувшую мои яйца, те бойко гудели лёгкостью воскрешения.
Никифоров тем временем достал из секции пищевую воронку, опрокинул Васю на спину, её волосатая вагина задралась к нам, как статуя Свободы. Розовые малые губки расходились в стороны, растягиваясь к треугольной складочке, которая слегка выдавалась вперёд, копюшончиком сохраняя жемчужину клитора.
В следующий момент Никифоров всадил стержень воронки в Васино влагалище и ровным плюхом слил мою сперму внутрь.
Я даже пикнуть не успел, как содержимое моих яиц переместилось в Васину матку.
— Всё, ты свободен, — улыбнулся Никифоров.
Он вытянул пистолет, который держал всё это время в правой руке.
Я зажмурился: «Всё, конец!»
Раздался щелчок. Медленно открыв один глаз, потом другой, я обнаружил, что пялюсь на огонёк зажигалки.
Никифоров грубо ржал. Вася, лежавшая на полу враскорячку, присоединилась к нему нежными хихиками. Я расплылся в дебильной улыбочке, подтягивая трусы с джинсами.
Дрожа в коленках, пятился из дурдома. Огонёк судьбы моей провожал меня, подрагивал в дуле пистолета.
— Идиоты, — буркнул я, когда достиг безопасного расстояния.
— Васенька, теперь ты довольна, правда, милая?
— Да, дорогой.
Я оставлял их ворковать друг с другом, обсуждать нюансы изнасилования, планировать новые эскапады, вить сети замыслов, рассчитанные на лопуховатых соседей. Всё в этом перформансе сквозило отвратительным издевательством над волей человека, попранием его прав на свободу, попахивало неистребимым желанием сношаться с наивными соседями.
«Психи!» — злился я под душем, заливаясь то ли смехом, то ли нервной спазматической дрожью.
9
Изнасилование пошло мне на пользу. Я в одночасье избавился от идиотического романтизма, впитанного с молоком матери. В моей семье не принято осеменять чужих жён экстракорпулярно, введением пищевой воронки в матку, сливать свежевыжатую сперму на яйцеклетку.
Впрочем, оставалась надежда, что Василиса Премудрая меня не обманывала, рассказывая сказки про бесплодие. Вся чушь, которой Никифоровы кормили меня с самого начала, начиная с внешнего досмотра у подъезда, раскручивая в ежедневных сценах насилия и заканчивая созданием образа непримиримых соседей-бдсмщиков, сводилась к простому забору спермы ради оплодотворения бездетной Васи. Видите ли, сам Андрюша не в силах совладать с распутной женой, скучающей у подъезда, работающей на стометровке по вечерам.
Я встретил её на следующий день. Вася прогуливалась знакомым маршрутом, подтянутая пояском, гарцуя в высоких сапожках на шпильке.
— А я тебя жду! — расплылась она в улыбке. — Ты всегда точен как часы.
— Да, я такой, — кивком подтвердил я статус офисного челнока.
— Можно с тобой поговорить? — Вася клеила меня откровенным взглядом, совала ручку в локоть.
— Ты уже говоришь, — я сбросил скорость.
— Ты не обижайся на нас, пожалуйста. Нам действительно нужно знать, смогу я забеременеть от другого мужчины или нет, а ты мне сразу понравился, — она усмехнулась.
— А вы не подумали, что я могу не захотеть участвовать в ваших экспериментах с оплодотворением?
— Подумали, конечно. Поэтому Андрей и предлагает тебе новые условия. Ты можешь не платить за аренду квартиры, если будешь спать со мной.
— Даже так, — я ухмыльнулся. — А хозяйка что же?
— А хозяйке мы потом скажем, что не смогли квартиру сдать.
— Думаешь, мне деньги так сильно нужны, что я готов согласиться?
— Нет, но ты же говорил, что я тебе нравлюсь, — она облизнула приоткрытые губки, посмотрела на меня заигрывающим взглядом.
— Мне не нравится, когда меня эксплуатируют. То, что вы сделали, знаешь, как называется? Изнасилование!
— Тебе ведь хорошо было, не больно, а только приятно, правда?
— Вася бросила на меня задумчивый взгляд.
— Это ты так думаешь. На самом деле мне было очень страшно, а значит и больно.
— Да, наверное, мы перестарались, — она была растерянна. Проблески вины пробивались на поверхность из-под густо накрашенных хлопающих ресниц.
— Ну хочешь я тебе удовольствие доставлю, без Андрюши, конечно, только ты и я? — она опять посмотрела на меня откровенным коварным взглядом охотницы до чужой спермы.
Мой хмурый усталый взгляд не предвещал долгожданной подачки для набивавшейся в любовницы соседки, и она смекнула, что лучше дать задний ход. Закусив удила, она виновато шарила глазками по тротуару.
Мы подошли к подъезду.
— Помнишь, ты здесь стояла, когда я пришёл смотреть квартиру? — спросил я.
— Да, — она кивнула.
— Ты ведь не случайно здесь стояла?
— Нет, — Вася обиженно поджимала губки.
— И какие были варианты? — мы поднимались по лестнице крыльца.
— А ты как думаешь? Если я забеременею, пускай лучше от тебя, чем от какого-нибудь урода.
— Но ведь есть же искусственное оплодотворение.
— Там не особо выберешь. А так, ты и Андрюше понравился, и мне.
Мы зашли в лифт.
— Чем я ему понравился?
— Ну, такой вежливый, галантный, — Вася строила мне глазки, обсасывая контуры моего профиля нежным любвеобильным взглядом. Её рука вновь скользнула под локоть, в этот раз Вася шарила на пояснице, обхватывала меня сзади. — Такой большой, сладкий, — томно зашептала она.
Я усмехнулся, прикрывая веки. Она была распутна, возбуждена и игрива.
— Всё равно мне не нравится, когда меня используют, — я оторвал её руку, указав должное место для дамских рук.
— Если я забеременею, назовём сына Дима, в честь тебя, — Васины сияющие довольствием глаза широко открылись, как всегда во время откровенных признаний.
— Ты же бесплодна, — мы приехали на пятый этаж и вышли из лифта.
— Никто не знает, фифти-фифти. Когда-то я сделала неудачно аборт. Врачи говорят, что шансы есть.
— Давно вы с Андреем? — я имел ввиду «живёте», но Вася обернула концовку по-своему:
— Трахаемся? Больше года. Вот мы и подумали, что надо подключить дополнительные ресурсы.
— И выбор пал на меня, — закончил я грустную историю.
— Ну не совсем, — Вася усмехнулась.
Мы уже стояли в предбанники. Никифорова судя по всему дома не было, иначе, сомневаюсь, что Вася затеяла бы весь этот разговор.
— Не совсем? — переспросил я.
— Ты ведь тоже меня выбрал, — опять включила Вася томление в голосе. Она приникла ко мне всем телом, губками потянулась к лицу, и мне вдруг дико захотелось поцеловать её.
Я смотрел в пухлые алые губки, сладко пахнущие помадкой, раскрытые навстречу сердечком. Васины веки, полуопущенные, обещали сказочные приключения. Я прильнул к сладким губкам, и Вася засосала меня помпой, ввязалась в борьбу крови и плоти.
— Я хочу тебя, — простонала она, когда мы разорвали на секунду языки и губы.
Она тёрлась об меня пахом, насаживалась на коленку своей небритой вагиной, запомнившейся мне ещё по нашей совместной ночёвке.
— А как же Андрей? — я с опаской взглянул на дверь, ведущую к лифту.
— Он будет только «за», — она пялилась мне в глаза, бросая вызов.
— Ну идём тогда, — неуверенно произнёс я, открывая дверь в свою квартиру.
Мы быстро скинули с себя всю одежду и запрыгнули в постель.
Васино худенькое тело вожделенно забилось подо мной. Мой член, залитый сталью, вспахал одну борозду, вторую, пока наконец не воткнулся в волосатую текущую щель. Вася изогнулась подо мной и приняла до конца. Я даже не позаботился о презервативе, так я хотел её. Она сложила щиколотки за моей спиной, прилипла ко мне, как альпинистка к скале. Отрываясь для удара, я на самом деле приподнимал её. Она и не могла иначе, дёргаясь навстречу. Её залитое слюной личико наполнилось безумным похотливым блеском карих глаз, вывернутые губы постоянно искали мой язык.
— Кончи в меня, прошу тебя, — стонала она дико в ухо, когда я опускался сбоку. Я широко бил её бёдрами, доставляя головку члена прямо в матку, там, где заканчивалось влагалище и начиналось узкое горлышко кувшина. Именно туда я всаживал головку члена, с каждым вязким сосущим проникновением приникая к сосуду Васиной сущности. Она первая забилась в оргазме. Как дикая кошечка, запела сладким голоском. Её протяжный мартовский стон, знакомый мне десятками переливов, ручейком устремился в ухо. Коготки царапали спину, её пяточки забили по ягодицам. Я и сам, в два раза больше её, обрушился на неё, достигнув последних метров дистанции. Всадил штык в горлышко кувшина и уже не вынимал.
Семя бурными потоками устремилось по каменному члену, струями влетая в Василисину матку, наполняя её сосуд до краёв.
— Да, вот так, — пела подо мной обезумевшая от вожделения Вася. — Кончи в меня, кончи.
Я растворился в ней, прилип к её волосатому лобку и ещё долго оставался внутри, пока кошечка подо мной ласками обозначала новую территорию любви.
10
После секса Вася, наполненная надеждами на пополнение семейства, ускакала к себе. Я же остался созерцать падение Олимпа.
«Как низко я пал, — корил я себя за слабость. — Она только пальчиком поманила, и я тут же согласился».
Мне ничего не оставалось, как начать собирать вещи. Осеменять чужую жену за арендную плату не входило в мои планы. Я искал уединения, свободы, отдыха. Никифоровы лишили меня надежды на светлое будущее, изнасиловали, совратили, подчинили.
«Нет им прощения и никогда не будет», — бурчал я мысленно себе под нос, набивая сумку под завязку.
Вернулся с работы Никифоров. В этот раз он был ласков с женой. Почти не быковал и не обзывал её матерно. Слышались только шлепки и сладкие стоны Васи. Она наверняка ещё полнилась моей спермой, когда семя майора нежной глазурью легло поверх, смешалось с моим.
Я уходил, поджав хвост, унося с собой немногочисленные пожитки.
«Нет мне счастья в этом доме», — грустно созерцал я уютную пустую квартирку, мигом пришедшую в первоначальное запустение, стоило мне лишь собрать свои вещи.
«В добрый путь», — скажет мама.
«Семь бед- один ответ», — добавит отец.
И только братец мой, неласковый, бросит сдавшемуся путнику вслед:
«Скатертью дорожка».
Эпилог
Через два дня молчания Никифоров соизволил поинтересоваться у меня по телефону:
— Куда-то ты пропал?
— Я больше не буду снимать у вас квартиру.
— Понимаю, дело хозяйское, — он, похоже, ни капельки не жалел о потраченных усилиях на развод. — Так, может, ключи сдашь?
— Да, я зайду на днях, рассеянно сообщил я.
До конца положенного срока оставалась куча времени. Никого больше осеменять мне не требовалось, поэтому я спокойно отсиживался на родительских харчах. По вечерам играл в шахматы с компьютером, слушал музыку, наслаждался шелестом голосов на кухне.
Родители восприняли моё возвращение, как знак свыше.
— Первый блин комом, — сказала мама.
— Ну, с почином тебя, сынок, — подмигнул отец. — Я тоже в молодости всё сбежать хотел.
Но братец мой сердечный больше остальных поразил меня заботой о ближнем:
— Если хочешь, можешь, у нас пожить. Комната есть свободная, Катя не против. Ты же не куришь и не пьёшь. Втроём веселее будет, — он подмигнул, как и отец, таким же плутовским прищуром.
— Спасибо, — я кисло усмехнулся в ответ. — Но я уже пожил с соседями.
В подробности похождений по мукам я не вдавался, но родичи нашли моё объяснение вполне приемлемым оправданием для возвращения домой.
Так я просидел на жопе ещё неделю, привыкая к забытым прелестям отеческого дома. Наконец мне наскучило тянуть резину, и я отправился за расчётом.
Была суббота. Ярко светило мартовское солнце, свежевыпавший долгожданный снежок щекотал детишкам голые ладони и нервы. Они катали бабу, орали в парке как ненормальные. Я же шагал сдавать ключи.
Юрким хорьком прошмыгнул в предбанник, бесшумно прикрыл за собой дверь. Мне не хотелось встречаться с Никифоровыми. Надо было только убедиться, что ничего моего в квартире не осталось, бросить ключи в предбаннике и убежать, сопроводив побег предусмотрительной смс-кой.
Бесшумно приоткрыл я дверь и сразу ощутил незнакомое присутствие, разбросанное повсюду в виде чужих вещей и запахов.
Сделал пару неуверенных шагов по коридору, приоткрыл дверь, ведущую в зал.
Вася сидела на полу голенькая, делая минет незнакомому парню, тоже абсолютно голому. Я же вытаращился на них. Они остановились в свою очередь, уставились на меня.
Так мы и остались в памяти друг друга, потому что в следующий момент я бросил скромное «извините» и на цыпочках покинул квартиру, оставляя связку ключей висеть на гвоздике в предбаннике.
Андрюша Никифоров найдёт их и передаст новоявленному любовничку, нанятому для экспериментов над бездетной супругой.
— Всякий цыган свою кобылу хвалит, — скажет мама.
— Кобыла не лошадь, а баба не человек, — подтвердит отец.
И только братец мой безбашенный зальётся неотвратимо гнусным хохотом, услышав историю одного совращения:
— Гуляй, Вася! — хлопнет он меня по братскому плечу, чтобы потом добавить исподтишка: — Клин клином вышибают, а ты не горюй!
Journal information